Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]

— Я только высказал предположение. Представил одну из причин, в силу которой здесь нахожусь. Пожалуйста, вот и вторая: мне нравится ваше общество, беседовать с вами — ни с чем не сравнимое удовольствие. И ничего подозрительного в этом нет.

— Напротив, подозрительно абсолютно все! Ведь вы говорите сплошными загадками. Мои теперешние обязанности и в самом деле закончатся через два дня, а вы ведете себя так, будто знаете, в чем они заключаются.

— Может, и знаю.

— В таком случае одно из двух: либо вы союзник, либо вы враг. А поскольку ничего прямо не говорите, ходите вокруг да около, значит, вы не союзник.

— Но и не обязательно враг. Я могу быть нейтральным.

— Не представляю, как это возможно, но, даже если и так, все равно с вашей стороны некрасиво морочить мне голову. Так вы знаете все или не знаете?

— Допустим, знаю.

Я испытующе взглянула на блондина, но по его лицу ничего нельзя было понять. Вернее, на лице выражалось прямо-таки наслаждение от нашей словесной пикировки. Не похоже, чтобы в глубине души он обдумывал детали моего злодейского убийства. Разговор возобновила я, выпалив, естественно, совсем не то, что собиралась:

— Как получилось, что за все время нашего знакомства вы так и не узнали моего имени?

— Ведь вы не любите говорить неправду, сами мне сказали, так что подожду. Осталось немного, каких-то дня два-три…

Это не было намеком, это не было случайным совпадением, это прозвучало совершенно однозначно. Знает, совершенно точно! Кто же он такой? В голове клубилось миллиона три различных предположений, из которых выделилось несколько более-менее разумных. Будь блондин членом преступной шайки, милиция знала бы о нем и предупредила меня. Будь он сотрудником милиции, мое появление у полковника не произвело бы впечатления разорвавшейся бомбы, ибо блондин давно знает, что я не Басенька. И первое отпадает, и второе. Кто же он такой? Ну плод моей фантазии, это понятно. А кто еще?

Какой-то мальчик бежал по аллейке. Остановившись, он спросил, который час. Это напомнило мне о необходимости возвращаться, и мы распрощались.

Муж дома уже весь извелся от ожидания. Ясно, у него был припасен очередной сюрприз.

— Слушай, — набросился он на меня уже в дверях, — приходил тут один тип. С чемоданом, ну я и спросил, не за пакетом ли он пришел. Наверное, не надо было спрашивать, но как-то само вырвалось. Тот удивился — «какой такой пакет?». И спросил, где наша собачка. Оказывается, он из собачьей инспекции. Кто-то им донес, что мы держим таксу, а налога не платим. Ты не знаешь, у Мацеяков была такса?

Зная по опыту, что дома меня обязательно одолеют проблемы Мацеяковой аферы, я попыталась по дороге перестроиться и встретить их во всеоружии, но таксы уж никак не ожидала.

— Даже если и была, я об этом ничего не знаю. И вообще, что за манера у самого входа набрасываться на человека с собаками? Дай мне раздеться и расскажи все толком. Что за человек, с каким чемоданом?

— Большим, шаман бы как раз поместился. Потому я и подумал, что он за пакетом. Но это еще не все! Отгадай, что было дальше!

— Откуда же мне знать?

— Знаешь, что он сделал, выйдя из дома? Согнулся!

Такой ужас прозвучал в голосе мужа, что мне тоже стало страшно.

— Как согнулся? Что ты хочешь сказать?

— Согнулся весь под тяжестью чемодана, будто тащит его с трудом. А я готов поклясться, что чемодан у него пустой! Здесь он им размахивал, у нас ничего в чемодан не загрузил, да я его дальше прихожей и не пустил. Правда, на всякий случай потом заглянул в мастерскую — шаманский сверток лежит, как и лежал. А этот собачник весь перекосился на один бок, будто с трудом волочет чемодан. Как думаешь, с чего ото?

Тут и думать нечего, все ясно как Божий день.

— Звонил капитану? — быстро спросила я.

— Как я мог звонить, если ты все телефоны с собой унесла? — обиделся муж. — Я и сам сообразил — надо позвонить на всякий случай, кинулся, а телефонов нет! Вот и сижу как дурак, жду, пока ты соизволишь со своих променадов вернуться.

— Стой на страже и наблюдай в окно, не идет ли еще кто! — бросила я ему и кинулась на колени перед телефоном.

Капитан проявил большой интерес к происшествию, тем самым подтвердив мои предположения. Он приказал временно воздержаться от выдачи пакета и не терять его из виду. Распоряжение остается в силе до тех пор, пока он лично его не отменит. Мне не надо было разъяснять суть этого распоряжения.

— Иди и сторожи пакет! — велела я мужу. — Отвечаешь за него головой, так что лучше всего сядь на него и сиди. Какой же эти шаманы непонятный народ, столько из-за них нервотрепки! Иди же, чего ждешь?

Муж приник к окну.

— Вот еще один идет, — отрапортовал он. — До чего колоритный, ну прямо довоенный старьевщик!

— Приму его я, а ты марш сторожить сокровища! Открыв дверь, я увидела очень грязного оборванца. Вот сейчас он потребует пакет, а я не придумала, под каким предлогом его не выдавать.

— Покупаю макулатуру, — мрачно известил меня оборванец. — Старые газеты и все такое прочее. Имеете?

Настроившись на яростную борьбу за шаманские сокровища, я не сразу отреагировала. К тому же оборванец был уж слишком настоящим, не похожим на переодетого бандита.

— Не имею, — наконец ответила я. Не буду же я в самом деле распродавать чужое имущество! Старьевщик проявил настойчивость:

— А бутылки? Старая одежда?

— Нет ничего.

— Э-э! Наверняка что-нибудь найдется. Нет такого дома, чтобы не завалялось чего ненужного. Может, битое стекло?

— Битого нет. И вообще, ненужных вещей нет.

— Даже мусора? — угрожающе произнес оборванец.

Стало ясно, он так просто не уйдет. Если вопрос поставлен ребром — мусор или жизнь, отдам мусор. Да и желательно поскорее избавиться от настырного просителя, каждую минуту ведь может позвонить капитан.

— Так и быть, продам вам мусор. Во что вы его возьмете?

Из-за пазухи оборванец вытащил упаковочную бумагу и бечевку. Решив ничему не удивляться, я принесла из кухни ведро с мусором, а из комнат две полные окурков пепельницы и засохший укроп в банке из-под горчицы. Оборванец был очень доволен и даже похвалил меня. Расстелив лист бумаги, он высыпал на нее весь мусор, накрыл другим листом, ловко и быстро сделал из этого пакет, напоминающий формой и размером шаманский, обвязал его бечевкой, вручил мне два злотых и, слава Богу, ушел. Известив капитана о втором визитере, я отправилась посмотреть, как дела у мужа. Он послушно сидел на проклятом свертке. Волосы взъерошены, на лице решимость.

— Не волнуйся, — грубым голосом сказал муж. — Украдут только через мой труп. Не знаю, что уж они там нареставрировали, тяжеленное, холера, как и было. Можешь идти, я уж постерегу. Если что и пропадет, так не по моей вине. Я не разбираюсь в произведениях искусства, я не разбираюсь в контрабандных шайках, я не привык к такой жизни, я ничего не понимаю, и надоело мне это все до чертиков!

Оставив мужа в мрачной ипохондрии, я поднялась наверх. Минут через двадцать позвонил капитан и велел снять часового. Не успела я извлечь мужа из мастерской, как опять зазвонил телефон. Мы оба рванулись к нему. Трубку сняла я. На этот раз звонил не капитан, а пан Паляновский. Да, нелегкое дело помогать милиции в ее работе!

— Рыбонька! — железным голосом произнес нежный возлюбленный. — С кем это ты встречаешься на прогулках? Я ведь ревнив, ты знаешь!

Басенька отозвалась капризным голоском:

— Нашел к кому ревновать! Да я его совсем не знаю. Он тоже гуляет, ну мы и перекидываемся иногда словечком-другим.

— Будь осторожна, мое сокровище. Ты ведь знаешь, какие бывают мужчины. Скажешь ему пару слов о себе, а он уже и возомнит. Он не пристает к тебе?

— Вот еще! Да я ему ничего и не говорила, он даже не знает, как меня зовут.

— А ты уверена в этом, дорогая? А то ведь есть такие нахальные, еще домой к тебе заявится. Ты скажи, если он слишком навязчив…

— Да нет же! Здравствуйте, до свиданья — вот и все. Мной совсем не интересуется. Я им тоже.

Навязчивость проявлял Стефан Паляновский:

— А он не предлагал проводить тебя до дому? Может, без разрешения шел за тобой? Скажи мне правду, моя драгоценная, я так о тебе беспокоюсь!

Поскольку последняя фраза была чистой правдой, она и прозвучали предельно искренне. В голосе Стефана Паляновского действительно чувствовалась озабоченность, и Басеньке нелегко было рассеять его подозрения.

— Тебе этот подонок звонит, как нанятый, а мне Мацеяк хоть бы раз звякнул, — обиженно заявил муж после окончания разговора. — Как воды в рот набрал!

— Так Мацеяк ведь не влюблен в тебя, чего придираешься? — успокоила я его. — К тому же официально Мацеяк — это ты сам, интересно, как ты себе представляешь разговор между вами? Сам себе звонишь, что ли? А они ведь должны считаться с опасностью прослушивания их телефонных разговоров.